Лёха
11.02.2009, 17:30
Кузнецов Василий Андреевич
"Серебряные крылья"
Глава из книги.
Ватулино
Мы с большим нетерпением ждали перелета на запад, на новый полевой аэродром. Десятого мая приземлились в Ватулино.
Ватулино — крохотная деревушка на большаке Руза — Можайск, в ста километрах западнее Москвы. Стоит на краю огромного поля. До войны колхоз засевал это поле рожью. В войну здесь стояли наши, потом немецкие, а теперь снова наши самолеты.
Приятное чувство охватывает тебя, когда бродишь по аэродрому, совсем недавно отвоеванному у врага.
Утром к аэродрому четверками, шестерками подходят штурмовики. Взлетают пары и звенья истребителей, уходят на юг: опять штурмовать технику и живую силу врага в районе знакомых нам станций Износки и Темкино.
Несколько дней сопровождали штурмовиков. Почти все летчики прилетали без боеприпасов. Николаев опять разрешил штурмовать и истребителям.
Среди летчиков поползли слухи, что из полка уходят Николаев, Романенко и Чуфаров. Николаев — с повышением, Романенко и Чуфаров — готовить пополнение в учебном центре истребительной авиации.
Романенко ходил чернее тучи, согнувшись, ни с кем не разговаривал, но продолжал летать больше всех. Чуфаров похудел, волосы почти вылезли, наш полковой врач признал у него сильное истощение нервной системы.
Слухи вскоре подтвердились. Наши старые опытные кадры готовились к переходу в новые части, а мы продолжали летать. [74]
Июнь сорок второго для нас оказался очень напряженным. Штурмовики задали нам такую работу, что мы начали посматривать по утрам на небо: нет ли дождя, тумана? Боевые задачи ставились одна за другой.
Новая задача: сопровождать штурмовики на аэродром совхоз «Новое Дугино». Задача очень серьезная. Штурмовики несли большие потери даже в 15–20 километрах от линии фронта, а совхоз «Новое Дугино» находился в 80 километрах. На аэродроме базировались вражеские истребители и бомбардировщики, отсюда «юнкерсы» каждую ночь летали на Москву.
Уставшие от напряженной боевой работы летчики молча слушали командира. Немного легче стало, когда узнали, что аэродром блокируют двадцать наших истребителей другого полка.
Солнце высоко поднялось над землей, когда вдруг появились штурмовики — две шестерки.
Два звена истребителей поднялись в воздух. Группа пересекла линию фронта. Зенитки немного постреляли, но уже через пять минут полета все стихло, и группу никто не беспокоил.
Штурмовики медленно ползли на запад. Хотя бы скорость прибавили, но нет: 280–300 — больше они с бомбами развить не могут. Вечностью кажется время полета до цели. Наконец показалась железная дорога Ржев — Вязьма. Где-то рядом станция Новодугинская и — аэродром.
Немцы не ожидали нашего появления, и штурмовики беспрепятственно вышли на цель. Но стоило первому из них высыпать бомбы, как все зенитные орудия, прикрывающие аэродром, выплеснули вверх сотни снарядов. Откуда-то появились истребители, и трассы от снарядов изрешетили все пространство вокруг группы.
Трудно было что-либо понять. Штурмовики ныряли в дымную пелену, покрывающую аэродром, выскакивали из нее. В воздухе и на земле горели и немецкие и наши самолеты.
Вернулись на свой аэродром разрозненными группами. Потери у истребителей — два, у штурмовиков — шесть. Сколько сбили наши — трудно было разобрать. По докладам — четыре, но я видел только одного, которого поджег Петя Вернигора.
Вылеты на штурмовку фашистских аэродромов временно [75] прекратились. Задача была слишком сложной и вела к большим потерям. Цель не оправдывала средства.
Кровати в общежитии летчиков опустели. Романенко, Чуфаров, Николаев убыли к новому месту службы. Командиром второй эскадрильи назначили Макаренко, первой — капитана Горланова. Оба прибыли с Дальнего Востока. Командиром полка стал майор Баяндин.
Пришел приказ: перелететь на аэродром «Болото», что возле Белева. Наши готовили наступление в южном направлении, дивизия перебрасывалась туда для прикрытия своих войск.
Прикрытие с воздуха своих войск — сравнительно легкая задача, но нам ее ставили очень редко.
Перед вылетом ко мне подошел Гриша Синиченко — начальник особого отдела.
— Еду в Малоярославец в командировку. Знакомых нет у тебя где-нибудь около Малоярославца?
Я обрадовался.
— Есть. Если сможешь, обязательно зайди.
И я дал ему адрес тех, кто спас меня в тылу фашистов.
С Синиченко мы дружили. Он давал мне кататься на своем трофейном мотоцикле, я его учил летать на По-2.
...Несколько дней мы пробыли в Белеве. Хорошо запомнился один вылет. В паре с Юрой Алексеевым на нашей территории, примерно в двадцати километрах от линии фронта, мы обнаружили фашистский разведчик ФВ-189. «Фокке-вульф» летал в одно и то же время и давно надоел нашим пехотинцам. Они и сообщили летчикам об этом.
У Юры отказало оружие. А ФВ-189 быстро развернулся на юг. Мешало солнце. Две атаки произвел я по разведчику, но «рама» продолжала уходить на юг. Фашист понемногу терял высоту и падал листом с крыла на крыло, сбивая прицельную наводку.
Мы знали, что «рама» почти неуязвима, как и наш «ильюшин». От ненависти и злости внутри все кипело. Смеются, наверное, бойцы: двое не можем сбить одну «раму».
«Буду таранить, но уйти не дам», — решил я, выполняя третью атаку. [76]
Подошел настолько близко, что хорошо были видны царапины на фюзеляже. «Рама» продолжала резко со снижением маневрировать. Даю очередь, еще одну. Полетели куски металла, и от левой, плоскости оторвался огромный кусок обшивки. Еще очередь — комочком из кабины вывалился летчик и раскрыл парашют. «Рама» в левом развороте врезалась в землю.
Я посмотрел на высотомер: 600 метров. Набрал высоту, запомнил место падения. Это было восточнее Белева, в 8 километрах от линии фронта. Радости от первой самостоятельной победы не было предела...
Однажды в полк прилетел командир дивизии Жуков. Строгий был командир. Летчики его боялись. Он долго давал разгон командиру полка Баяндину за разные неполадки. В это время на другом конце аэродрома показался Виталий Рыбалка. Он вел строй будущих командиров звеньев. Летчики наклонялись на ходу, что-то поднимали из песка, опять шли, опять наклонялись. Больше всех этим грешил сам командир — Рыбалка.
Мы-то знали, чему «кланяются» летчики: ищут в песке и гальке твердые камешки — кремни. Спичек не хватало, а кресало и сухой трут давали огонек.
— Это что такое?! Товарищ Баяндин, вы распустили группу будущих асов и прекрасных командиров. Это же сливки трех полков... — возмутился командир дивизии.
У майора глаза округлились, он готов был провалиться сквозь землю.
Виталий заметил известный всем летчикам комдивский «як», потом увидел командира дивизии, и летчики зашагали стройно, красиво. Но было поздно.
— Младший лейтенант Рыбалка, ко мне!
Рыбалка остановил строй, подбежал к комдиву.
— Товарищ Рыбалка, за нежелание насаждать в вверенном вам подразделении железную воинскую дисциплину арестовываю вас на двое суток... Идите!
— Слушаюсь!
Рыбалка побледнел, но четко повернулся кругом и зашагал к строю.
— Соберите-ка летный состав, товарищ Баяндин, я хочу побеседовать.
Летчики обступили комдива. Одного из них Жуков обнял, похлопал по плечу.
— Да мы с вами одного роста, одной комплекции. [77]
Я могу и побороться с вами, мне это разрешено. — И Жуков шутя схватился с лейтенантом. — А теперь скажите мне, почему «мессер» на днях вам плоскость разбил?
— На вираже, товарищ полковник, случайно.
— Нет, милый мой, это не случайно. Ну-ка, садитесь на свой «як» и выполните два виража над нами.
Летчик вначале смутился, потом побежал к самолету, и вскоре мы увидели, как самолет взлетел, набрал высоту и выполнил два виража: один за 25 секунд, второй за 20.
— Плохо, очень плохо, — заметил Жуков. — Придется самому показать.
«Як» легко оторвался от земли, и на высоте 1000 метров полковник выполнил четыре классических виража. Время каждого из них не превышало 17 секунд.
Мы с восхищением следили за красивым пилотажем.
— А этого летчика, командир полка, возьмите-ка с собой к Гжатску, пусть немцы научат его виражам. Да побольше давайте летать в зону на пилотаж.
С середины 1942 года мы стали все чаще и чаще иметь в воздухе численное преимущество.
Третьего июля два полка нашей дивизии вылетели на юг в район Белев, Сухиничи. Знакомый аэродром «Болото» в нескольких километрах от Белева. Здесь постоянно базировался полк устаревших И-15бис.
Началась наступательная операция наших войск в районе Жиздра, Болхов. Штурмовики должны были совместно с артиллерией взломать оборону врага, истребители — прикрыть войска и авиацию с воздуха.
Первые дни господство в воздухе нашей авиации было бесспорным. Штурмовики и И-15бис непрерывно и почти без противодействия штурмовали и бомбили фашистов, основательно закопавшихся в землю и построивших мощную позиционную оборону. Над участком прорыва висела в воздухе эскадрилья истребителей. И пехота двинулась. Линия фронта медленно, но уверенно стала передвигаться к югу.
Немцы подбросили самолетов, три дня шла борьба за господство в воздухе.
Хорошо дрались и сбили по одному-два самолета врага Коробков, Рыбалка, Петя Вернигора и Алексеев.
Командир первой эскадрильи капитан Горланов уничтожил Ме-109, но сам был подбит и спасся на парашюте. [78]
При приземлении он сломал ногу, и его отправили в госпиталь.
Тимошенко в лобовой атаке с новейшим, хорошо вооруженным ФВ-190 получил столько повреждений, что был вынужден немедленно возвратиться на аэродром. Летчик был весь пропитан бензином: горючее стекало с него струйками. На самолете не было живого места. Как сумел прилететь Тимошенко на свой аэродром, уму непостижимо.
За десять дней боев мы сбили пятнадцать немецких самолетов, но и сами потеряли немало своих «мигарей».
Самолеты МиГ-3 промышленность уже не выпускала. Полки постепенно перевооружались на более легкий и маневренный Як-1. Только наш полк оставался на старой материальной части. Все собранные МиГ-3 с ремонтных предприятий поступали к нам. Поэтому через неделю самолетов в полку стало больше чем достаточно, и мы снова начали сопровождать штурмовики.
Летят штурмовики бреющим, мы чуть выше справа и слева. Цель — танковая колонна врага. Ил-2 стали хорошо расправляться с вражескими танками. Но не бомбами, а пушками и реактивными снарядами. Снаряды кумулятивного действия прожигают танк, и он вспыхивает, как керосиновая бочка.
Три танка уже горят, но это еще первый заход. Сейчас штурмовики сделают второй, а потом, если не появятся «мессеры», и третий.
Но и фашисты огрызаются. Очень опасно пройти бреющим возле танка. В этом мы вскоре убедились. Короткий выстрел — правая плоскость отбита и самолет переворачивается, ложится на спину и взрывается. Штурмовиков осталось пять, они растянулись по кругу.
И, как обычно, в это время появились «мессершмитты». Ведущий штурмовиков собирает группу и уходит на восток. Но не все уходят, один отстал и догнать группу не может. И «мессеры» тянутся за жертвой.
Мне хорошо видны четыре Ил-2 и по паре справа и слева наши истребители. Но они не видят отставшего, не видят и меня.
Качаю крыльями: «Смотрите, штурмовик один, нужно помочь!»
Уже третий раз пикирую между Ил-2 и «мессерами», третий раз даю заградительную очередь и вновь ухожу [79] вверх, чтобы иметь запас высоты. «Мессершмитты» в третий раз отваливают в сторону, чтобы снова напасть на штурмовик. Почему-то не хотят они связываться со мной: видно, чуют легкую и более дорогую добычу. А Ил-2 плывет медленно, скорость у него не больше 250 километров в час.
Вновь атакуют «мессеры», опять пикирую, и фашисты уходят в сторону. Но это уже на нашей стороне. Я показываю летчику, куда нужно идти. Ил-2 послушно разворачивается влево и идет за мной.
Необходимо восстановить детальную ориентировку, и я постепенно набираю высоту.
Штурмовик отстает, но тянется за мной. Высота — две тысячи пятьсот. Вижу свой аэродром, уменьшаю обороты мотора, делаю круг над штурмовиком и машу летчику рукой: не робей, мол, мы дома! Медленно плывет самолет к аэродрому, слабо отвечает. Хвостовая часть его разбита, в обеих плоскостях огромные пробоины. Как только он держится в воздухе! Летчик не смог выполнить круг над аэродромом и с ходу с убранными шасси приземлился на зеленую траву.
Зарулив на стоянку, я пошел искать летчика-штурмовика, но не нашел. Его увезли в санчасть.
Вечером в столовую ввалился здоровенный рыжеватый старший сержант с перевязанной рукой и повязкой на голове.
— Ты летал на тройке?
— Да, а что?
— Ты же мне жизнь спас!
— Мы каждый день с вами летаем, это наша задача.
— Брось, брось, я все понимаю!
Он вытащил из кармана пузырек спирта.
— Доктор дал в честь второго рождения. Хороший у вас врач. Наш уже не дает: слишком часто, говорит, вторично рождаетесь, спирту не хватит.
На следующий день прилетел полковник Жуков.
Летчики нашей эскадрильи сидели все вместе. Рядом со мной комсорг Юрий Артамошин. Впереди капитан Коношенко и Артемьев с Алексеевым. Это три неунывающих. Коношенко прибыл на должность комиссара эскадрильи. [80]
Коношенко — бывший командир эвена Качинского училища. Его звено вырастило много прославленных летчиков. Своим ровном, веселым характером новый комиссар завоевал любовь всех летчиков полка.
Артемьев и Алексеев шепотом, но не стесняясь в выражениях, поругивали МиГ-3. Моторы с третьей, четвертой перечистки, планеры тяжелые, старые. Трудно драться с легким цельнометаллическим Ме-109. Як-1 намного лучше когда-то сильного, но сейчас устаревшего «мигаря».
Полковник Жуков был недоволен нашими последними боевыми вылетами и решил разобрать допущенные ошибки.
— Почему велики ваши потери, особенно на разворотах в районе цели, какую скорость вы держите в это время, какую дистанцию? — гремел Жуков, а в ответ ему было наше гробовое молчание.
Тогда комдив вывел на полянку пять летчиков и майора Баяндина.
— Я — «ил»! — громко объявил Жуков и расставил руки в стороны.
Баяндин испуганно смотрел на «ила», еще не понимая, чего потребует от него командир. Летчики внимательно следили за Жуковым и группой.
— Я — «ил», — повторил комдив, — вы — группа непосредственного сопровождения. Встаньте правее меня. А вы, майор, будьте замыкающим, правофланговым. Вот так.
Перед нами стоял высокий плечистый комдив, руки его были расставлены в стороны. Чуть сзади уступом вправо стояли пять летчиков в трех-четырех шагах друг от друга, а еще правее — Баяндин.
— Пошли, — приказал Жуков и двинулся вперед. Летчики пошли за ним.
— Начинаю разворот над целью, не отставать!
Комдив шагал крупным шагом и понемногу разворачивался влево. Два первых летчика, ускорив шаг, удерживали ранее взятые интервал и дистанцию. Но остальные, в том числе и Баяндин, заметно отстали.
— Быстрее, быстрее, не отставать!
Некоторые побежали. Комдив ускорил разворот, за ним бегом успевали только трое. Остальные отстали. [81]
— Стоп! Замрите! — скомандовал, подняв руки, командир дивизии. — Ведущие пар, командиры звеньев, посмотрите, к чему приводит разворот ведущего с большим креном или на большой скорости. Запомните, это происходит от невнимания к своему подчиненному. Только от этого. Но бывает и от неграмотности. Этим пользуются «мессеры» и сбивают вас на разворотах. Вы поняли, товарищ Баяндин? Во всем разобрались?
— Все понял, товарищ полковник.
— Приказываю: перед каждым вылетом проигрывать весь полет «пеший по-летному». Вот так, как я показал вам, но с учетом всего маршрута от сбора группы до посадки.
Майор Баяндин уважал Жукова и не обижался на взыскательность командира. Майор понимал, что его методическая подготовка невысока, в мирное время служил бы еще командиром звена. Но война внесла резкие поправки в военную службу, и Баяндин стал командиром полка. А учиться нужно.
Была у Жукова и еще одна хорошая черта — неустанная забота о летчиках. Это по его приказанию в полку было построено отличное помещение для летного состава. Землянка — полузаглубленная, с окнами на аэродром, просторная, а главное — чистенькая и не с нарами, а с настоящими кроватями. В землянке прохладно и тихо. Хорошо полежать на тюфяке, набитом сеном. Одеяла и простыни мы аккуратно поднимали, чтобы не запачкать сапогами. А раздеваться нельзя — вдруг немедленный вылет.
— Скоро Горланов вернется, — сообщил Юра Алексеев.
— Нет, у него нога не срастается, — возразил Урицкий.
— Но пишет из госпиталя, что скоро приедет, — не сдавался Юра.
— Не приедет, — твердо говорит Петя Вернигора, — у него и зрение 0,4, он же летал... Летал, да как, — объяснял Петя, — техник его признался, что он двое очков перед вылетом надевал.
Пожалуй, не вернется в полк командир эскадрильи Горланов. Солидный возраст, что-то около сорока... Но разве в возрасте дело? Как он дрался! За короткий срок сбил два немецких истребителя. Молодец! Есть много и [82] других летчиков, которые скрывают свои недуги, боясь, как бы их не отстранили от боевых полетов.
Первого августа сорок второго года в полку состоялся митинг. Его открыл новый комиссар полка — майор Мурга. Он сообщил, что мы будем участвовать в операции по разгрому ржевско-сычевской группировки.
Нам стало понятно, почему пополнили нас самолетами до полного штата. Вся авиация 1-й воздушной армии сосредоточила усилия на поддержке своих наступающих войск. Наш фронт вновь начал отвоевывать пядь за пядью родную землю.
Линия фронта дымила, черной была земля от пожарищ, бомб и артиллерийских разрывов. В каждом вылете сталкивались с «мессершмиттами». Напряжение боев резко возросло.
Коробков, который стал командиром второй эскадрильи, назначил меня своим ведомым.
Однажды наше звено вело бой с группой Ме-109. Коробков и Алексеев сбили по одному фашисту. Я не отставал от командира, пока не получил очередь снарядов по правой плоскости. Отвернул в сторону, кинулся на одного из Ме-109. Бой длился минут пятнадцать, но ни к какому результату не привел. Ни я не мог одолеть гитлеровца, ни он меня.
После боя горючего до своего аэродрома не хватило, в пришлось сесть в Волоколамске.
Подъехал командир истребительного полка майор Шинкаренко. Мы знали о его новаторстве. На ЛаГГ-3 он попросил поставить 37-миллиметровую пушку, и летчики начали сбивать противника в каждом вылете. Но так как самолет стал значительно тяжелее, то его самого пришлось прикрывать от истребителей противника. Зато уж если попадется Шинкаренке бомбардировщик — разваливается в воздухе от первых снарядов.
Шинкарепко расспросил меня о делах полка, о знакомых летчиках, тем временем мой самолет заправили, и Шинкаренко разрешил лететь в Ватулино.
Восьмого августа Коробков повел шестерку на прикрытие своих войск западнее небольшого городка Середы. Миша точно выдерживал район прикрытия. Появились Ю-87. Шестерка «мигов» ринулась навстречу, но «юнкерсы» тут же ушли на запад. Одного из них сбил Мовчан.
Новая группа «юнкерсов», новая атака, но в воздухе [83] появились «мессершмитты». Четверка Мовчана вступила в бой с истребителями, а Коробков помчался к бомбардировщикам.
Атака — и «юнкерс» отвесно падает у линии фронта. Но пара «мессеров» пытается атаковать моего командира. Спешу на помощь. Миша уходит вверх и скрывается в облачности. «Мессеры» шарахаются вниз. Остаюсь один, жду, когда появится из облаков мой командир. Это какие-то секунды.
Внизу, на высоте примерно полторы тысячи метров, знакомая пара «мессеров» крадется к «яку», который не подозревает об опасности, спокойно идет вдоль фронта.
Атаковать! Если следовать идеальному тактическому приему, нужно атаковать второго; тогда первый не сможет помешать и атакующий не попадет под обстрел напарника. Но «як» в опасности! За какие-то доли секунды принимаю решение атаковать первого, ведущего.
С высоты трех тысяч метров мой самолет камнем падает вниз. Ручка управления мягко идет на себя. Горизонтальный полет, прицеливание... Сердце стучит, кажется, слышно в кабине. Ближе, ближе... Пора!
Очередь, вторая, и пламя слева у «мессера» подтверждает победу. Мелькают справа ненавистные черно-желтые кресты, «миг» проскакивает мимо горящего противника на огромной скорости.
С небольшим левым креном я начинаю набирать высоту. Горящий фашистский самолет падает, рядом спускается на парашюте летчик.
Легко на «миге» потерять полторы-две тысячи метров, но как тяжело их набрать вновь. Мотор гудит на полных оборотах, но высота растет медленно.
«Мессершмитт» заходит в хвост. Выполняю вираж. «Мессер» уходит вверх. Он уже выше, он перешел на вертикальный маневр. Если у него высота больше, значит, и в скорости преимущество у него...
После каждой атаки Ме-109 пытаюсь зайти в хвост, дать очередь, но он уходит вверх. Фашист действует наскоками.
Но и мой самолет постепенно набирает высоту: стрелка прибора на отметке 2600. «Мессер» выше, вот он разворачивается, резким переворотом пытается зайти в хвост. Крутой разворот — и гитлеровец снова проскакивает мимо. [84]
На высоте МиГ-3 становится лучше, легче, а Ме-109, наоборот, слабее. Добраться бы до 6000–7000. Там МиГ-3 хорош! Но на высоте 3000 облачность. Нужно думать и о горючем.
«Мессер» не отвязывается. Его гложет месть. Бой на виражах, немец дает очередь, и с правой плоскости моего «мига» летят небольшие щепки. Ого! Хочется уйти вниз, но пикировать нельзя: потеряю сотню метров — проиграю бой. Вхожу в облачность. Еще немного, и самолет окутывается непроницаемой пеленой.
В облаках светло, но ничего не видно, как в тумане. Перевожу самолет в горизонтальный полет. Прибор один: «Пионер». Стрелка показывает разворот, крен, а шарик — скольжение. Курс 70°. Сейчас подверну вправо, и будет 90°.
Раздается треск, пламя вспыхивает где-то в кабине. Мысли бегут быстро: сбит... сбит... Самолет горит и падает неуправляемый. Нужно прыгать!
Отталкиваюсь от борта кабины, чувствую резкий порыв воздушного потока. Дергаю за кольцо парашюта, но это не кольцо, а левая лямка. Кувыркаясь, падаю вниз. Начинаю искать кольцо справа, слева, сзади. Вот оно! Достаю -его левой рукой где-то у поясницы, беру в правую руку, дергаю... Динамический удар, вздох облегчения, и я плавно опускаюсь.
Внизу черная от снарядов и бомб земля. Воронки блестят, наполненные водой от недавно прошедших дождей.
Чувствую боль в ноге, наверное, задел за стабилизатор.
А это что? Ме-109 снова заходит в атаку. Тяну сразу за несколько строп, увеличиваю скорость снижения, и очередь проходит мимо.
Ме-109 выполняет новый заход. Снова подтягиваю лямки, но не хватает сил. Ме-109 приближается и — вдруг уходит боевым разворотом вправо.
Смотрю вниз: три Як-1 встали в круг и с набором высоты приближаются ко мне. Я машу им рукой. Они прикрыли мое приземление и ушли.
Упал в воронку с водой, захлебнулся, но, когда поднялся на ноги, вода оказалась по пояс. Отстегнув парашют, вынул пистолет. Неужели опять попал к немцам?
Примерно в трехстах метрах показались солдаты. Головы без пилоток, автоматы через плечо, что-то кричат, но что, непонятно... Немцы! [85]
Вложил девятый патрон в патронник, запасную обойму вынул из кобуры, зажал в левой руке.
Солдаты бежали к парашюту, я же сидел в стороне, в кустарнике. Нет, живым не дамся, только бы побольше успеть выстрелить.
Подбежали первые солдаты, послышалась русская речь. Посмотрел внимательнее — наши!
Выскочил, закричал что-то. Ко мне подбежали, отобрали пистолет и приказали поднять руки вверх.
— Сволочь фашистская! Смотри, как хорошо говорит по-русски.
— Власовец, наверное.
— И петлички голубые, посмотри-ка, младший лейтенант!
Я пытался все объяснить старшему, но он и слушать не хотел.
Обыскали, отобрали документы, разрешили опустить руки. Повели...
Подошли к деревне. Лейтенант задает несколько вопросов, проверяет документы, улыбается.
— Извини, младший лейтенант, приняли за фашиста.
— Ничего, бывает, — отвечаю я. — Но где же немец, он должен где-то рядом упасть.
— Видели, видели, молодец! Поймаем его. А самолет фашистский во-он догорает!
Я посмотрел и увидел дымящиеся обломки «мессершмитта».
Бойцы заговорили, зашумели, предложили закурить. Но я никогда не курил и отказался.
Через двадцать минут я лежал с перебинтованной ногой на кровати посреди избы. На следующий день нога отекла. Фашист всадил в нее изрядную порцию металла. Санитар не мог извлечь осколки. Опасался гангрены. Меня переправили в медсанбат, а оттуда в авиационный госпиталь в Монино.
Операция оказалась сравнительно легкой, и меня обещали выписать через месяц.
Получил письмо от Вернигоры, а потом он и сам приехал в госпиталь. Петя рассказал о последних событиях в полку.
Мовчан исполняет обязанности командира полка. Коробков перешел в другой полк. [86]
— Коробков? Почему? Он же наш ветеран! — удивился я.
Миша Коробков не мог больше оставаться в полку, потому что многие его друзья либо погибли, либо ушли работать в тыл. Коробкова перевели с повышением — штурманом полка, а к нам вместо него пришел майор Кривошеев.
Я заметил, что настроение у Петра мрачное.
— Петя, а как твои дела?
— Ты же помнишь, меня сбили второго августа, помнишь? — спросил Вернигора.
И в моем воображении вспыхнули картины минувшего.
То был смелый, отчаянный бой. Вернигора в паре с Володей Шурыгиным ринулись на двенадцать Ю-88, прикрытых столькими же истребителями. Завертелась воздушная карусель. Вернигора заметил, что Ме-109 пытаются напасть на его ведомого. Петя оставляет бомбардировщиков и атакует Ме-109. Очевидно, первой же очередью из пушки он убил летчика, так как самолет медленно, как бы неохотно перевернулся и в отвесном пикировании врезался в землю. Своевременная атака Вернигоры спасла Шурыгина. Самолет Володи шел домой всего лишь с тремя пробоинами.
Но Петр увлекся стрельбой и не заметил атакующего его Ме-109. В голове ясно запечатлелись свой «миг» и промелькнувший совсем рядом желтый кок самолета врага.
Страшный удар потряс самолет и кабину летчика. Петю Вернигору спас парашют.
— А двадцатого мы находились в готовности номер один, — продолжал Петя свой рассказ. — Приходит шестерка Ме-109 и штурмует аэродром «Болото». Помнишь, что недалеко от Калуги, Сухиничи? «Миги» в воздух!» — приказал командир дивизии. «Миги» взлетели, хотя трассы вражеских снарядов ложились рядом. Афонина сбили почти на взлете. Мы с Мовчаном остались парой. Ринулись на врага. Мовчан сбил одного истребителя и благополучно посадил самолет. Когда же я сваливал самолет на крыло во время разворота, почувствовал удар и увидел яркую вспышку — самолет горел.
Мы помолчали. Фронтовая обстановка может потребовать от любого командира в любой момент принять любое [87] решение. «Миги» в воздух», — звучал в моей голове приказ полковника Жукова. А их, «мигов», было всего три, и над ними кружила шестерка «мессеров». Но что было делать комдиву? Жуков знал, на какой риск посылает летчиков, но он знал также, что пилоты должны выполнить свой воинский долг.
Через неделю я был в Ватулино. Боевой работы полк временно не вел: пополнялся летчиками, материальной частью. За время моего отсутствия погибли Алхимов и Алексеев — лучшие мои командиры и друзья. Переведены Коробков, Романенко, Чуфаров, уходили из полка Баяндин и комиссар Мурга.
Ушла дивизия под Сталинград во главе с полковником Жуковым. А наш полк вставили на Западном фронте. Видимо, потому, что МиГ-3 уже устаревшие самолеты, а под Сталинградом нужно что-то получше.
Пока полк пополнялся самолетами и личным составом, Рыбалке, Вернигоре, Артемьеву и мне командир полка разрешил недельный отпуск.
Снова Москва. Иду один по своей любимой улице, и меня, как всегда, охватывает смешанное чувство грусти и радости. Потому что здесь, на этих перекрестках-переулочках, прошло мое детство и детство моих друзей. А теперь многих из них нет, и каждый камешек тротуара, каждый уголок дома напоминает о них.
Я иду туда, где мы с ребятами сажали липы. Ухаживали, поливали и не давали их никому в обиду. Их осталось только три. Та, что посадил Витя Александров, — погибла... Он погиб, и липа почему-то засохла...
А моя и Женьки Габеца целы и растут; может быть, простоят долго и увидят конец ненавистной войны.
--------------------------------------------------------------------------------
«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Кузнецов В. А. Серебряные крылья. — М., Воениздат, 1972.
Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov_va/index.html
"Серебряные крылья"
Глава из книги.
Ватулино
Мы с большим нетерпением ждали перелета на запад, на новый полевой аэродром. Десятого мая приземлились в Ватулино.
Ватулино — крохотная деревушка на большаке Руза — Можайск, в ста километрах западнее Москвы. Стоит на краю огромного поля. До войны колхоз засевал это поле рожью. В войну здесь стояли наши, потом немецкие, а теперь снова наши самолеты.
Приятное чувство охватывает тебя, когда бродишь по аэродрому, совсем недавно отвоеванному у врага.
Утром к аэродрому четверками, шестерками подходят штурмовики. Взлетают пары и звенья истребителей, уходят на юг: опять штурмовать технику и живую силу врага в районе знакомых нам станций Износки и Темкино.
Несколько дней сопровождали штурмовиков. Почти все летчики прилетали без боеприпасов. Николаев опять разрешил штурмовать и истребителям.
Среди летчиков поползли слухи, что из полка уходят Николаев, Романенко и Чуфаров. Николаев — с повышением, Романенко и Чуфаров — готовить пополнение в учебном центре истребительной авиации.
Романенко ходил чернее тучи, согнувшись, ни с кем не разговаривал, но продолжал летать больше всех. Чуфаров похудел, волосы почти вылезли, наш полковой врач признал у него сильное истощение нервной системы.
Слухи вскоре подтвердились. Наши старые опытные кадры готовились к переходу в новые части, а мы продолжали летать. [74]
Июнь сорок второго для нас оказался очень напряженным. Штурмовики задали нам такую работу, что мы начали посматривать по утрам на небо: нет ли дождя, тумана? Боевые задачи ставились одна за другой.
Новая задача: сопровождать штурмовики на аэродром совхоз «Новое Дугино». Задача очень серьезная. Штурмовики несли большие потери даже в 15–20 километрах от линии фронта, а совхоз «Новое Дугино» находился в 80 километрах. На аэродроме базировались вражеские истребители и бомбардировщики, отсюда «юнкерсы» каждую ночь летали на Москву.
Уставшие от напряженной боевой работы летчики молча слушали командира. Немного легче стало, когда узнали, что аэродром блокируют двадцать наших истребителей другого полка.
Солнце высоко поднялось над землей, когда вдруг появились штурмовики — две шестерки.
Два звена истребителей поднялись в воздух. Группа пересекла линию фронта. Зенитки немного постреляли, но уже через пять минут полета все стихло, и группу никто не беспокоил.
Штурмовики медленно ползли на запад. Хотя бы скорость прибавили, но нет: 280–300 — больше они с бомбами развить не могут. Вечностью кажется время полета до цели. Наконец показалась железная дорога Ржев — Вязьма. Где-то рядом станция Новодугинская и — аэродром.
Немцы не ожидали нашего появления, и штурмовики беспрепятственно вышли на цель. Но стоило первому из них высыпать бомбы, как все зенитные орудия, прикрывающие аэродром, выплеснули вверх сотни снарядов. Откуда-то появились истребители, и трассы от снарядов изрешетили все пространство вокруг группы.
Трудно было что-либо понять. Штурмовики ныряли в дымную пелену, покрывающую аэродром, выскакивали из нее. В воздухе и на земле горели и немецкие и наши самолеты.
Вернулись на свой аэродром разрозненными группами. Потери у истребителей — два, у штурмовиков — шесть. Сколько сбили наши — трудно было разобрать. По докладам — четыре, но я видел только одного, которого поджег Петя Вернигора.
Вылеты на штурмовку фашистских аэродромов временно [75] прекратились. Задача была слишком сложной и вела к большим потерям. Цель не оправдывала средства.
Кровати в общежитии летчиков опустели. Романенко, Чуфаров, Николаев убыли к новому месту службы. Командиром второй эскадрильи назначили Макаренко, первой — капитана Горланова. Оба прибыли с Дальнего Востока. Командиром полка стал майор Баяндин.
Пришел приказ: перелететь на аэродром «Болото», что возле Белева. Наши готовили наступление в южном направлении, дивизия перебрасывалась туда для прикрытия своих войск.
Прикрытие с воздуха своих войск — сравнительно легкая задача, но нам ее ставили очень редко.
Перед вылетом ко мне подошел Гриша Синиченко — начальник особого отдела.
— Еду в Малоярославец в командировку. Знакомых нет у тебя где-нибудь около Малоярославца?
Я обрадовался.
— Есть. Если сможешь, обязательно зайди.
И я дал ему адрес тех, кто спас меня в тылу фашистов.
С Синиченко мы дружили. Он давал мне кататься на своем трофейном мотоцикле, я его учил летать на По-2.
...Несколько дней мы пробыли в Белеве. Хорошо запомнился один вылет. В паре с Юрой Алексеевым на нашей территории, примерно в двадцати километрах от линии фронта, мы обнаружили фашистский разведчик ФВ-189. «Фокке-вульф» летал в одно и то же время и давно надоел нашим пехотинцам. Они и сообщили летчикам об этом.
У Юры отказало оружие. А ФВ-189 быстро развернулся на юг. Мешало солнце. Две атаки произвел я по разведчику, но «рама» продолжала уходить на юг. Фашист понемногу терял высоту и падал листом с крыла на крыло, сбивая прицельную наводку.
Мы знали, что «рама» почти неуязвима, как и наш «ильюшин». От ненависти и злости внутри все кипело. Смеются, наверное, бойцы: двое не можем сбить одну «раму».
«Буду таранить, но уйти не дам», — решил я, выполняя третью атаку. [76]
Подошел настолько близко, что хорошо были видны царапины на фюзеляже. «Рама» продолжала резко со снижением маневрировать. Даю очередь, еще одну. Полетели куски металла, и от левой, плоскости оторвался огромный кусок обшивки. Еще очередь — комочком из кабины вывалился летчик и раскрыл парашют. «Рама» в левом развороте врезалась в землю.
Я посмотрел на высотомер: 600 метров. Набрал высоту, запомнил место падения. Это было восточнее Белева, в 8 километрах от линии фронта. Радости от первой самостоятельной победы не было предела...
Однажды в полк прилетел командир дивизии Жуков. Строгий был командир. Летчики его боялись. Он долго давал разгон командиру полка Баяндину за разные неполадки. В это время на другом конце аэродрома показался Виталий Рыбалка. Он вел строй будущих командиров звеньев. Летчики наклонялись на ходу, что-то поднимали из песка, опять шли, опять наклонялись. Больше всех этим грешил сам командир — Рыбалка.
Мы-то знали, чему «кланяются» летчики: ищут в песке и гальке твердые камешки — кремни. Спичек не хватало, а кресало и сухой трут давали огонек.
— Это что такое?! Товарищ Баяндин, вы распустили группу будущих асов и прекрасных командиров. Это же сливки трех полков... — возмутился командир дивизии.
У майора глаза округлились, он готов был провалиться сквозь землю.
Виталий заметил известный всем летчикам комдивский «як», потом увидел командира дивизии, и летчики зашагали стройно, красиво. Но было поздно.
— Младший лейтенант Рыбалка, ко мне!
Рыбалка остановил строй, подбежал к комдиву.
— Товарищ Рыбалка, за нежелание насаждать в вверенном вам подразделении железную воинскую дисциплину арестовываю вас на двое суток... Идите!
— Слушаюсь!
Рыбалка побледнел, но четко повернулся кругом и зашагал к строю.
— Соберите-ка летный состав, товарищ Баяндин, я хочу побеседовать.
Летчики обступили комдива. Одного из них Жуков обнял, похлопал по плечу.
— Да мы с вами одного роста, одной комплекции. [77]
Я могу и побороться с вами, мне это разрешено. — И Жуков шутя схватился с лейтенантом. — А теперь скажите мне, почему «мессер» на днях вам плоскость разбил?
— На вираже, товарищ полковник, случайно.
— Нет, милый мой, это не случайно. Ну-ка, садитесь на свой «як» и выполните два виража над нами.
Летчик вначале смутился, потом побежал к самолету, и вскоре мы увидели, как самолет взлетел, набрал высоту и выполнил два виража: один за 25 секунд, второй за 20.
— Плохо, очень плохо, — заметил Жуков. — Придется самому показать.
«Як» легко оторвался от земли, и на высоте 1000 метров полковник выполнил четыре классических виража. Время каждого из них не превышало 17 секунд.
Мы с восхищением следили за красивым пилотажем.
— А этого летчика, командир полка, возьмите-ка с собой к Гжатску, пусть немцы научат его виражам. Да побольше давайте летать в зону на пилотаж.
С середины 1942 года мы стали все чаще и чаще иметь в воздухе численное преимущество.
Третьего июля два полка нашей дивизии вылетели на юг в район Белев, Сухиничи. Знакомый аэродром «Болото» в нескольких километрах от Белева. Здесь постоянно базировался полк устаревших И-15бис.
Началась наступательная операция наших войск в районе Жиздра, Болхов. Штурмовики должны были совместно с артиллерией взломать оборону врага, истребители — прикрыть войска и авиацию с воздуха.
Первые дни господство в воздухе нашей авиации было бесспорным. Штурмовики и И-15бис непрерывно и почти без противодействия штурмовали и бомбили фашистов, основательно закопавшихся в землю и построивших мощную позиционную оборону. Над участком прорыва висела в воздухе эскадрилья истребителей. И пехота двинулась. Линия фронта медленно, но уверенно стала передвигаться к югу.
Немцы подбросили самолетов, три дня шла борьба за господство в воздухе.
Хорошо дрались и сбили по одному-два самолета врага Коробков, Рыбалка, Петя Вернигора и Алексеев.
Командир первой эскадрильи капитан Горланов уничтожил Ме-109, но сам был подбит и спасся на парашюте. [78]
При приземлении он сломал ногу, и его отправили в госпиталь.
Тимошенко в лобовой атаке с новейшим, хорошо вооруженным ФВ-190 получил столько повреждений, что был вынужден немедленно возвратиться на аэродром. Летчик был весь пропитан бензином: горючее стекало с него струйками. На самолете не было живого места. Как сумел прилететь Тимошенко на свой аэродром, уму непостижимо.
За десять дней боев мы сбили пятнадцать немецких самолетов, но и сами потеряли немало своих «мигарей».
Самолеты МиГ-3 промышленность уже не выпускала. Полки постепенно перевооружались на более легкий и маневренный Як-1. Только наш полк оставался на старой материальной части. Все собранные МиГ-3 с ремонтных предприятий поступали к нам. Поэтому через неделю самолетов в полку стало больше чем достаточно, и мы снова начали сопровождать штурмовики.
Летят штурмовики бреющим, мы чуть выше справа и слева. Цель — танковая колонна врага. Ил-2 стали хорошо расправляться с вражескими танками. Но не бомбами, а пушками и реактивными снарядами. Снаряды кумулятивного действия прожигают танк, и он вспыхивает, как керосиновая бочка.
Три танка уже горят, но это еще первый заход. Сейчас штурмовики сделают второй, а потом, если не появятся «мессеры», и третий.
Но и фашисты огрызаются. Очень опасно пройти бреющим возле танка. В этом мы вскоре убедились. Короткий выстрел — правая плоскость отбита и самолет переворачивается, ложится на спину и взрывается. Штурмовиков осталось пять, они растянулись по кругу.
И, как обычно, в это время появились «мессершмитты». Ведущий штурмовиков собирает группу и уходит на восток. Но не все уходят, один отстал и догнать группу не может. И «мессеры» тянутся за жертвой.
Мне хорошо видны четыре Ил-2 и по паре справа и слева наши истребители. Но они не видят отставшего, не видят и меня.
Качаю крыльями: «Смотрите, штурмовик один, нужно помочь!»
Уже третий раз пикирую между Ил-2 и «мессерами», третий раз даю заградительную очередь и вновь ухожу [79] вверх, чтобы иметь запас высоты. «Мессершмитты» в третий раз отваливают в сторону, чтобы снова напасть на штурмовик. Почему-то не хотят они связываться со мной: видно, чуют легкую и более дорогую добычу. А Ил-2 плывет медленно, скорость у него не больше 250 километров в час.
Вновь атакуют «мессеры», опять пикирую, и фашисты уходят в сторону. Но это уже на нашей стороне. Я показываю летчику, куда нужно идти. Ил-2 послушно разворачивается влево и идет за мной.
Необходимо восстановить детальную ориентировку, и я постепенно набираю высоту.
Штурмовик отстает, но тянется за мной. Высота — две тысячи пятьсот. Вижу свой аэродром, уменьшаю обороты мотора, делаю круг над штурмовиком и машу летчику рукой: не робей, мол, мы дома! Медленно плывет самолет к аэродрому, слабо отвечает. Хвостовая часть его разбита, в обеих плоскостях огромные пробоины. Как только он держится в воздухе! Летчик не смог выполнить круг над аэродромом и с ходу с убранными шасси приземлился на зеленую траву.
Зарулив на стоянку, я пошел искать летчика-штурмовика, но не нашел. Его увезли в санчасть.
Вечером в столовую ввалился здоровенный рыжеватый старший сержант с перевязанной рукой и повязкой на голове.
— Ты летал на тройке?
— Да, а что?
— Ты же мне жизнь спас!
— Мы каждый день с вами летаем, это наша задача.
— Брось, брось, я все понимаю!
Он вытащил из кармана пузырек спирта.
— Доктор дал в честь второго рождения. Хороший у вас врач. Наш уже не дает: слишком часто, говорит, вторично рождаетесь, спирту не хватит.
На следующий день прилетел полковник Жуков.
Летчики нашей эскадрильи сидели все вместе. Рядом со мной комсорг Юрий Артамошин. Впереди капитан Коношенко и Артемьев с Алексеевым. Это три неунывающих. Коношенко прибыл на должность комиссара эскадрильи. [80]
Коношенко — бывший командир эвена Качинского училища. Его звено вырастило много прославленных летчиков. Своим ровном, веселым характером новый комиссар завоевал любовь всех летчиков полка.
Артемьев и Алексеев шепотом, но не стесняясь в выражениях, поругивали МиГ-3. Моторы с третьей, четвертой перечистки, планеры тяжелые, старые. Трудно драться с легким цельнометаллическим Ме-109. Як-1 намного лучше когда-то сильного, но сейчас устаревшего «мигаря».
Полковник Жуков был недоволен нашими последними боевыми вылетами и решил разобрать допущенные ошибки.
— Почему велики ваши потери, особенно на разворотах в районе цели, какую скорость вы держите в это время, какую дистанцию? — гремел Жуков, а в ответ ему было наше гробовое молчание.
Тогда комдив вывел на полянку пять летчиков и майора Баяндина.
— Я — «ил»! — громко объявил Жуков и расставил руки в стороны.
Баяндин испуганно смотрел на «ила», еще не понимая, чего потребует от него командир. Летчики внимательно следили за Жуковым и группой.
— Я — «ил», — повторил комдив, — вы — группа непосредственного сопровождения. Встаньте правее меня. А вы, майор, будьте замыкающим, правофланговым. Вот так.
Перед нами стоял высокий плечистый комдив, руки его были расставлены в стороны. Чуть сзади уступом вправо стояли пять летчиков в трех-четырех шагах друг от друга, а еще правее — Баяндин.
— Пошли, — приказал Жуков и двинулся вперед. Летчики пошли за ним.
— Начинаю разворот над целью, не отставать!
Комдив шагал крупным шагом и понемногу разворачивался влево. Два первых летчика, ускорив шаг, удерживали ранее взятые интервал и дистанцию. Но остальные, в том числе и Баяндин, заметно отстали.
— Быстрее, быстрее, не отставать!
Некоторые побежали. Комдив ускорил разворот, за ним бегом успевали только трое. Остальные отстали. [81]
— Стоп! Замрите! — скомандовал, подняв руки, командир дивизии. — Ведущие пар, командиры звеньев, посмотрите, к чему приводит разворот ведущего с большим креном или на большой скорости. Запомните, это происходит от невнимания к своему подчиненному. Только от этого. Но бывает и от неграмотности. Этим пользуются «мессеры» и сбивают вас на разворотах. Вы поняли, товарищ Баяндин? Во всем разобрались?
— Все понял, товарищ полковник.
— Приказываю: перед каждым вылетом проигрывать весь полет «пеший по-летному». Вот так, как я показал вам, но с учетом всего маршрута от сбора группы до посадки.
Майор Баяндин уважал Жукова и не обижался на взыскательность командира. Майор понимал, что его методическая подготовка невысока, в мирное время служил бы еще командиром звена. Но война внесла резкие поправки в военную службу, и Баяндин стал командиром полка. А учиться нужно.
Была у Жукова и еще одна хорошая черта — неустанная забота о летчиках. Это по его приказанию в полку было построено отличное помещение для летного состава. Землянка — полузаглубленная, с окнами на аэродром, просторная, а главное — чистенькая и не с нарами, а с настоящими кроватями. В землянке прохладно и тихо. Хорошо полежать на тюфяке, набитом сеном. Одеяла и простыни мы аккуратно поднимали, чтобы не запачкать сапогами. А раздеваться нельзя — вдруг немедленный вылет.
— Скоро Горланов вернется, — сообщил Юра Алексеев.
— Нет, у него нога не срастается, — возразил Урицкий.
— Но пишет из госпиталя, что скоро приедет, — не сдавался Юра.
— Не приедет, — твердо говорит Петя Вернигора, — у него и зрение 0,4, он же летал... Летал, да как, — объяснял Петя, — техник его признался, что он двое очков перед вылетом надевал.
Пожалуй, не вернется в полк командир эскадрильи Горланов. Солидный возраст, что-то около сорока... Но разве в возрасте дело? Как он дрался! За короткий срок сбил два немецких истребителя. Молодец! Есть много и [82] других летчиков, которые скрывают свои недуги, боясь, как бы их не отстранили от боевых полетов.
Первого августа сорок второго года в полку состоялся митинг. Его открыл новый комиссар полка — майор Мурга. Он сообщил, что мы будем участвовать в операции по разгрому ржевско-сычевской группировки.
Нам стало понятно, почему пополнили нас самолетами до полного штата. Вся авиация 1-й воздушной армии сосредоточила усилия на поддержке своих наступающих войск. Наш фронт вновь начал отвоевывать пядь за пядью родную землю.
Линия фронта дымила, черной была земля от пожарищ, бомб и артиллерийских разрывов. В каждом вылете сталкивались с «мессершмиттами». Напряжение боев резко возросло.
Коробков, который стал командиром второй эскадрильи, назначил меня своим ведомым.
Однажды наше звено вело бой с группой Ме-109. Коробков и Алексеев сбили по одному фашисту. Я не отставал от командира, пока не получил очередь снарядов по правой плоскости. Отвернул в сторону, кинулся на одного из Ме-109. Бой длился минут пятнадцать, но ни к какому результату не привел. Ни я не мог одолеть гитлеровца, ни он меня.
После боя горючего до своего аэродрома не хватило, в пришлось сесть в Волоколамске.
Подъехал командир истребительного полка майор Шинкаренко. Мы знали о его новаторстве. На ЛаГГ-3 он попросил поставить 37-миллиметровую пушку, и летчики начали сбивать противника в каждом вылете. Но так как самолет стал значительно тяжелее, то его самого пришлось прикрывать от истребителей противника. Зато уж если попадется Шинкаренке бомбардировщик — разваливается в воздухе от первых снарядов.
Шинкарепко расспросил меня о делах полка, о знакомых летчиках, тем временем мой самолет заправили, и Шинкаренко разрешил лететь в Ватулино.
Восьмого августа Коробков повел шестерку на прикрытие своих войск западнее небольшого городка Середы. Миша точно выдерживал район прикрытия. Появились Ю-87. Шестерка «мигов» ринулась навстречу, но «юнкерсы» тут же ушли на запад. Одного из них сбил Мовчан.
Новая группа «юнкерсов», новая атака, но в воздухе [83] появились «мессершмитты». Четверка Мовчана вступила в бой с истребителями, а Коробков помчался к бомбардировщикам.
Атака — и «юнкерс» отвесно падает у линии фронта. Но пара «мессеров» пытается атаковать моего командира. Спешу на помощь. Миша уходит вверх и скрывается в облачности. «Мессеры» шарахаются вниз. Остаюсь один, жду, когда появится из облаков мой командир. Это какие-то секунды.
Внизу, на высоте примерно полторы тысячи метров, знакомая пара «мессеров» крадется к «яку», который не подозревает об опасности, спокойно идет вдоль фронта.
Атаковать! Если следовать идеальному тактическому приему, нужно атаковать второго; тогда первый не сможет помешать и атакующий не попадет под обстрел напарника. Но «як» в опасности! За какие-то доли секунды принимаю решение атаковать первого, ведущего.
С высоты трех тысяч метров мой самолет камнем падает вниз. Ручка управления мягко идет на себя. Горизонтальный полет, прицеливание... Сердце стучит, кажется, слышно в кабине. Ближе, ближе... Пора!
Очередь, вторая, и пламя слева у «мессера» подтверждает победу. Мелькают справа ненавистные черно-желтые кресты, «миг» проскакивает мимо горящего противника на огромной скорости.
С небольшим левым креном я начинаю набирать высоту. Горящий фашистский самолет падает, рядом спускается на парашюте летчик.
Легко на «миге» потерять полторы-две тысячи метров, но как тяжело их набрать вновь. Мотор гудит на полных оборотах, но высота растет медленно.
«Мессершмитт» заходит в хвост. Выполняю вираж. «Мессер» уходит вверх. Он уже выше, он перешел на вертикальный маневр. Если у него высота больше, значит, и в скорости преимущество у него...
После каждой атаки Ме-109 пытаюсь зайти в хвост, дать очередь, но он уходит вверх. Фашист действует наскоками.
Но и мой самолет постепенно набирает высоту: стрелка прибора на отметке 2600. «Мессер» выше, вот он разворачивается, резким переворотом пытается зайти в хвост. Крутой разворот — и гитлеровец снова проскакивает мимо. [84]
На высоте МиГ-3 становится лучше, легче, а Ме-109, наоборот, слабее. Добраться бы до 6000–7000. Там МиГ-3 хорош! Но на высоте 3000 облачность. Нужно думать и о горючем.
«Мессер» не отвязывается. Его гложет месть. Бой на виражах, немец дает очередь, и с правой плоскости моего «мига» летят небольшие щепки. Ого! Хочется уйти вниз, но пикировать нельзя: потеряю сотню метров — проиграю бой. Вхожу в облачность. Еще немного, и самолет окутывается непроницаемой пеленой.
В облаках светло, но ничего не видно, как в тумане. Перевожу самолет в горизонтальный полет. Прибор один: «Пионер». Стрелка показывает разворот, крен, а шарик — скольжение. Курс 70°. Сейчас подверну вправо, и будет 90°.
Раздается треск, пламя вспыхивает где-то в кабине. Мысли бегут быстро: сбит... сбит... Самолет горит и падает неуправляемый. Нужно прыгать!
Отталкиваюсь от борта кабины, чувствую резкий порыв воздушного потока. Дергаю за кольцо парашюта, но это не кольцо, а левая лямка. Кувыркаясь, падаю вниз. Начинаю искать кольцо справа, слева, сзади. Вот оно! Достаю -его левой рукой где-то у поясницы, беру в правую руку, дергаю... Динамический удар, вздох облегчения, и я плавно опускаюсь.
Внизу черная от снарядов и бомб земля. Воронки блестят, наполненные водой от недавно прошедших дождей.
Чувствую боль в ноге, наверное, задел за стабилизатор.
А это что? Ме-109 снова заходит в атаку. Тяну сразу за несколько строп, увеличиваю скорость снижения, и очередь проходит мимо.
Ме-109 выполняет новый заход. Снова подтягиваю лямки, но не хватает сил. Ме-109 приближается и — вдруг уходит боевым разворотом вправо.
Смотрю вниз: три Як-1 встали в круг и с набором высоты приближаются ко мне. Я машу им рукой. Они прикрыли мое приземление и ушли.
Упал в воронку с водой, захлебнулся, но, когда поднялся на ноги, вода оказалась по пояс. Отстегнув парашют, вынул пистолет. Неужели опять попал к немцам?
Примерно в трехстах метрах показались солдаты. Головы без пилоток, автоматы через плечо, что-то кричат, но что, непонятно... Немцы! [85]
Вложил девятый патрон в патронник, запасную обойму вынул из кобуры, зажал в левой руке.
Солдаты бежали к парашюту, я же сидел в стороне, в кустарнике. Нет, живым не дамся, только бы побольше успеть выстрелить.
Подбежали первые солдаты, послышалась русская речь. Посмотрел внимательнее — наши!
Выскочил, закричал что-то. Ко мне подбежали, отобрали пистолет и приказали поднять руки вверх.
— Сволочь фашистская! Смотри, как хорошо говорит по-русски.
— Власовец, наверное.
— И петлички голубые, посмотри-ка, младший лейтенант!
Я пытался все объяснить старшему, но он и слушать не хотел.
Обыскали, отобрали документы, разрешили опустить руки. Повели...
Подошли к деревне. Лейтенант задает несколько вопросов, проверяет документы, улыбается.
— Извини, младший лейтенант, приняли за фашиста.
— Ничего, бывает, — отвечаю я. — Но где же немец, он должен где-то рядом упасть.
— Видели, видели, молодец! Поймаем его. А самолет фашистский во-он догорает!
Я посмотрел и увидел дымящиеся обломки «мессершмитта».
Бойцы заговорили, зашумели, предложили закурить. Но я никогда не курил и отказался.
Через двадцать минут я лежал с перебинтованной ногой на кровати посреди избы. На следующий день нога отекла. Фашист всадил в нее изрядную порцию металла. Санитар не мог извлечь осколки. Опасался гангрены. Меня переправили в медсанбат, а оттуда в авиационный госпиталь в Монино.
Операция оказалась сравнительно легкой, и меня обещали выписать через месяц.
Получил письмо от Вернигоры, а потом он и сам приехал в госпиталь. Петя рассказал о последних событиях в полку.
Мовчан исполняет обязанности командира полка. Коробков перешел в другой полк. [86]
— Коробков? Почему? Он же наш ветеран! — удивился я.
Миша Коробков не мог больше оставаться в полку, потому что многие его друзья либо погибли, либо ушли работать в тыл. Коробкова перевели с повышением — штурманом полка, а к нам вместо него пришел майор Кривошеев.
Я заметил, что настроение у Петра мрачное.
— Петя, а как твои дела?
— Ты же помнишь, меня сбили второго августа, помнишь? — спросил Вернигора.
И в моем воображении вспыхнули картины минувшего.
То был смелый, отчаянный бой. Вернигора в паре с Володей Шурыгиным ринулись на двенадцать Ю-88, прикрытых столькими же истребителями. Завертелась воздушная карусель. Вернигора заметил, что Ме-109 пытаются напасть на его ведомого. Петя оставляет бомбардировщиков и атакует Ме-109. Очевидно, первой же очередью из пушки он убил летчика, так как самолет медленно, как бы неохотно перевернулся и в отвесном пикировании врезался в землю. Своевременная атака Вернигоры спасла Шурыгина. Самолет Володи шел домой всего лишь с тремя пробоинами.
Но Петр увлекся стрельбой и не заметил атакующего его Ме-109. В голове ясно запечатлелись свой «миг» и промелькнувший совсем рядом желтый кок самолета врага.
Страшный удар потряс самолет и кабину летчика. Петю Вернигору спас парашют.
— А двадцатого мы находились в готовности номер один, — продолжал Петя свой рассказ. — Приходит шестерка Ме-109 и штурмует аэродром «Болото». Помнишь, что недалеко от Калуги, Сухиничи? «Миги» в воздух!» — приказал командир дивизии. «Миги» взлетели, хотя трассы вражеских снарядов ложились рядом. Афонина сбили почти на взлете. Мы с Мовчаном остались парой. Ринулись на врага. Мовчан сбил одного истребителя и благополучно посадил самолет. Когда же я сваливал самолет на крыло во время разворота, почувствовал удар и увидел яркую вспышку — самолет горел.
Мы помолчали. Фронтовая обстановка может потребовать от любого командира в любой момент принять любое [87] решение. «Миги» в воздух», — звучал в моей голове приказ полковника Жукова. А их, «мигов», было всего три, и над ними кружила шестерка «мессеров». Но что было делать комдиву? Жуков знал, на какой риск посылает летчиков, но он знал также, что пилоты должны выполнить свой воинский долг.
Через неделю я был в Ватулино. Боевой работы полк временно не вел: пополнялся летчиками, материальной частью. За время моего отсутствия погибли Алхимов и Алексеев — лучшие мои командиры и друзья. Переведены Коробков, Романенко, Чуфаров, уходили из полка Баяндин и комиссар Мурга.
Ушла дивизия под Сталинград во главе с полковником Жуковым. А наш полк вставили на Западном фронте. Видимо, потому, что МиГ-3 уже устаревшие самолеты, а под Сталинградом нужно что-то получше.
Пока полк пополнялся самолетами и личным составом, Рыбалке, Вернигоре, Артемьеву и мне командир полка разрешил недельный отпуск.
Снова Москва. Иду один по своей любимой улице, и меня, как всегда, охватывает смешанное чувство грусти и радости. Потому что здесь, на этих перекрестках-переулочках, прошло мое детство и детство моих друзей. А теперь многих из них нет, и каждый камешек тротуара, каждый уголок дома напоминает о них.
Я иду туда, где мы с ребятами сажали липы. Ухаживали, поливали и не давали их никому в обиду. Их осталось только три. Та, что посадил Витя Александров, — погибла... Он погиб, и липа почему-то засохла...
А моя и Женьки Габеца целы и растут; может быть, простоят долго и увидят конец ненавистной войны.
--------------------------------------------------------------------------------
«Военная литература»: militera.lib.ru
Издание: Кузнецов В. А. Серебряные крылья. — М., Воениздат, 1972.
Книга на сайте: militera.lib.ru/memo/russian/kuznetsov_va/index.html